— В будущем, — Кувыкин протёр очки и водрузил их на нос, — думаю, наша возьмёт. Не жизнь начнётся, а сказка. Но и враг, понимаете, дремать не станет. Этого одолеем, другой найдётся. Всякому в сказку охота, верно я говорю, товарищи?

Партизаны засмеялись.

— Вот я и написал, понимаете,  фантазию. Нам на развлечение, потомкам в назидание. Кому чего непонятно, попрошу не перебивать, а все замечания на потом отложить. Усекли? Так-то ладно, приступим, что ли.

Кувыкин обвёл блестящими линзами собравшихся, переложил берестяные грамоты понадёжнее и, откашлявшись, стал их читать одну за другой.

Сценарий кинофильма

«Перевод системы гражданской обороны района с мирного на военное время»

Второе творческое объединение

Full Story…

Солнце ещё не выкатило своё огромное тело над горой, а партизанский лагерь уже шумел-гудел разбуженным ульем.

Full Story…

— Слышь, вражина, а как вы ваших фрау на восьмое марта поздравляете? — толкнул Подкова локтем в бок красного от работы по кухне пленного фрица.

Full Story…

Разбирая продукцию Орифлэйм, я постоянно обращал внимание на адрес отгрузки: Серпухов, улица Селекая, дом такой-то. Непривычное название резало слух /а вернее, глаз/, причём с каждым разом всё больше. Что за Селекая такая? То ли дело — улица Иванова, Петрова, Сидорова. Неизвестный какой-то герой получается, явно не на слуху фамилия. В сеть решил  пока не лезть, обойтись для начала собственным воображением. А уж потом проверить. Хотя, с другой стороны — есть же в Орле улица Колпакчи, что ж не быть в Подмосковье улице Селекая.

Full Story…

— Сарочка, сегодня вечером я ухожу к партизанам…

— К партизанам? Хм… Моня, а сколько тебе там будут платить?

— Платить? Ты не поняла… Я желаю драться с фашистами по зову сердца, велению души…

Full Story…

Пленный дрожал.

— Наш, говоришь, из окружения… А коли наш, назови-ка, братец, предков Карамзина по материнской линии! Молчишь… В расход, хлопцы!

Full Story…

В землянке было накурено.

…Через два дня в отряде неожиданно появился высокопоставленный немецкий чин. Разумеется, злейший враг партизан, гаулейтер Полесья генерал Клаус фон Краузе оказался в багряном осеннем лесу явно не по своей воле. Просто однажды утром, минуя изумлённую охрану, в его кабинет быстро вошли верзила-унтер, дедок-фельдфебель, и смуглый молодой обер-лейтенант. Пробыв там совсем немного, они вскоре так же стремительно вышли с большим шевелящимся мешком и, забросив ценный трофей на заднее сиденье «Мерседеса», спокойно отъехали от украшенного свастикой двухэтажного здания немецкой комендатуры.

В ожидании скорой отправки за линию фронта, диковинный фриц сразу же стал объектом всевозможных насмешек и, без сомнения, внёс определённое разнообразие в монотонную напряжённую партизанскую жизнь. Оставаясь под круглосуточным вооружённым присмотром, бывший закадычный друг Геринга, обладатель шикарной коллекции собранных по всей Европе картин теперь уныло чистил картошку, и с ненавистью зубрил выдержки из Полевого Устава РККА.

— Ты, милок, шкурочку-то потоньше, что ли, гони, а то не дело энто — такие вот ошмётки отшвыривать… — заботливо втолковывал жирному очкастому фашисту дед Лукьян. — Небось, у себя там, в Пруссии, всё ладненько-аккуратненько подгоняешь? Ну, тогда и тут, стало быть, не балуй! Уж я вашего брата, германца, ещё в Первую Мировую распознал, вон ведь как… Довелось маленько вшей в окопах подкормить, там-то и подпортил гляделки свои газами всякими дьявольскими… А вот скажи-ка мне, мил человек, чего боец любой армии должон опосля большой оправки сотворить?

— Такой положений… не есть… ни в один пункт устав… — запинаясь и коверкая слова, решительно возразил вспотевший от работы по кухне немец.

— Эх ты, солдатик, аника-воин… Тебе б только с кастрюлями сражаться, да с половниками воевать… До больших звёзд, вишь, дослужился, а энтого важнейшего дела-то и не разумеешь… Опосля оправки по-большому, боец должон немедля обтереть оправлялку, да шибче напялить портки, — хитро сощурившись, весело парировал никогда не унывающий дедок.

Привычно сунув в карман своё редакционное удостоверение, я вскользь глянул на адрес в записной книжке, и уже буквально через двадцать минут подходил к нужному мне дому. Собственно, ничего особенного мне не предстояло — заурядное журналистское задание, с которым легко справился бы и школьник: задать несколько стандартных вопросов ветерану-фронтовику, бывшему участнику партизанского движения в Полесье.

Дед как дед, внешность — самая что ни на есть обыкновенная: не высок, не плечист, голос негромкий, если не сказать даже — тихий.  В общем, таких дедулек в любом дворе встретишь, в каждом сквере. Сидят себе на лавочках, беседы ведут свои стариковские, о чём-то спорят между собой, что-то вспоминают…

Недолго я у него пробыл со своими нехитрыми расспросами, от чая вежливо отказался и, уже уходя, машинально бросил с порога:

— А войну-то где закончили, Иван Иванович?

Неспешный ответ ветерана, мягко говоря, изумил меня:

— Да на озере Титикака, немного до Ла-Паса не дошёл…

— Дедушка, а вы ничего не путаете? — мягко улыбнулся я, стараясь не обидеть старость. — Может, под Берлином победу встретили? Или же под Прагой, Будапештом…

В ответ бывший партизан лишь тихо вздохнул, зашаркал тапочками к ветхому шкафу и, кряхтя, достал оттуда выцветшую от времени серую клеёнчатую тетрадь с расплывшейся бледной надписью: «Летопись партизанского отряда имени Пифагора».

— Недолго мне, милок, скрипеть осталось, по себе чую, — тихо и печально произнёс старик, и глаза его тут же наполнись влагой, руки слегка задрожали, а сам он как-то разом сгорбился и сник. — Возьми, внучек  — глядишь, и пригодится тебе как-нибудь… Не всё ведь люди о той войне знают-то, ох, не всё…

…Зачаровано присев на ближайшую скамейку, я медленно открыл первую страницу, скользнул по ней глазами, затем прочёл уже гораздо медленнее, и… как будто вдруг очутился в том самом отряде…