/комедия в пяти действиях/
Действие первое.
Явление I
Перед плетёной корзиной сидит индус Аджмир и тихо играет на пунги. Из корзины медленно поднимается дрессированная кобра Глафира, раскачиваясь в такт музыке из стороны в сторону. Махаут отряда Вася Тряпочкин беседует со слоном Вепрем, который жуёт молодые побеги араукарии и, прядая ушами, внимательно слушает хозяина.
Тряпочкин. — Вот ты, Веприк, думаешь, верно: хорошо оно человеком быть-то… Ни тебе брёвна таскать, ни от хищников отбиваться, ни от хозяина плёткой получать… Так-то оно так, брат, да не совсем. Людям порой ничуть не легше приходится, чем слонам, а иной раз даже и тяжче. То в морду дадут ни за что, ни про что, а то муки сердешные вдруг случатся — мало ли у человеков напастей каких… Да ты не грусти, слоник, на-ка вот тебе лучше вкусную булочку…
Явление II
Тряпочкин лезет в карман, и в тот же момент на сцену врывается ватага ряженых партизан. Шипя, кобра раздувает капюшон. Слон пятится назад и трубно кричит. Кривляясь и дурашливо приплясывая, озорники-партизаны беспорядочно мечутся по сцене, весело выкрикивая нестройным хором:
— Булочку, булочку! Мы имели дурочку!
— Булочка, булочка! Нас имела дурочка!
Так же неожиданно как и появились, партизаны исчезают. Всё стихает.
Явление III
Тряпочкин. — Потом дам. Ну, ну, спужался. У нас, Веприк, у человеков, то есть, так уж заведено испокон веку: поёт человек. Трудно ему — поёт, весело ему — поёт, свадьбу играет — и тогда поёт, хоронят его — сам не поёт, конечно, так друзья поют. Песня — вот какое человеку дано заведение. Это ещё от отцов пошло.
Аджмир. — От отцов отцов даже.
Тряпочкин. — И поёт, и поёт. У нас в колхозе тракторист один был. Как тоже тракторист, не совсем. Трактора у нас в колхозе отродясь не было. А тракторист был. И вот из города телефонограмма: так, мол, и так, на район тракторы пришли. Откомандируйте, мол, тракториста вашего для получения. Собрали мы нашего Ванечку, денег ему дали, мандат, крепкое слово с него взяли, чтоб доставил трактор в наилучшем виде. Спели на дорожку, ушёл. Через три дня смотрим — вернулся наш Ванечка. Весь в рваном, ремня на ём нет, сапог нет, глаза красные, усталые глаза. Где, говорим, трактор? Там, говорит, ваш трактор. Утопил я его. Делайте, хрестьяне, что положено, потому как не оправдал я вашего доверья: никакой я не тракторист, а только один раз тую машину и видел на выставке в одна тыща пятнадцатом году. И запел тонким голосочком своим арию Вольфрама из Вагнера. Что с ним делать было? Повинную голову топор не сечёт, подтянули Вагнера.
Явление IV
На сцене появляются Иван Подкова и Михай Кодряну. Мерно притоптывая и приговаривая «Чух-чух-чух, чух-чух-чух», они несут на плечах сиденье от трактора «Коммунар». На сиденье гордо восседает Лукьяниха, в мотоциклетных очках и лётчицком шлеме. Крутя перед собой воображаемый руль, она противным визгливым голосом декламирует:
— Светит месяц очень ярко, я — ударница-доярка,
Мой милёнок — гармонист и ударник-тракторист!
Сделав пару кругов по сцене, тракторная процессия со словами «Та-ра-ра, та-ра-ра, уезжают трактора» чинно удаляется восвояси.
Явление V
Тряпочкин — И ездиют, и ездиют. Хочется булочки-то, а, Веприк? Вот, на тебе, спробуй. С изюмичком, как ты и любишь, на кокосовом молочке. Этот рецепт маминька мне ещё сказывала, да я тогда не записал чегой-то. Не до пирожков нам было, Веприк, как трактор утопили-то. Вагнера допели, стали думать: ай совсем за сев в нонешнем году не браться? А как не браться, когда с городу телефонограмма за телефонограммой следуют. Требуют отчёту по горюче-смазочным изделиям, и по севу требуют, и по боронованию дай им отчёт. Вот скажи, Аджмир, что в вашем Индостане делают, когда телефонограмма есть, а ответить на неё нечем?
Индус Аджмир тихо играет на пунги, дрессированная кобра Глафира, раскачиваясь в такт музыке из стороны в сторону, медленно поднимается из корзины, явно направляясь к Веприку. Звучит прекрасная «Гаятри-мантра», на заднике – слайды «Достопримечательности Индии».
Глафира — В прошлой жизни мы с тобой были мужем и женой…
Вепрь — Разлучила карма нас, вновь мы встретились сейчас…
Глафира — Мой любимый, не грусти… Как любовь нам обрести?
Вепрь — Вот фашистов лишь побьём, сразу карму обретём!
Шум, гам, та-ра-рам. Свет на сцене гаснет. А когда вновь зажигается, почти никого из предыдущих персонажей на сцене уже нету неправда, все на месте. А всё потому, что уже наступает второе шестое же явление.
Явление VI
Входит Залыгин Илья Кузьмич, 1913 г.р. Старший лейтенант, главный военштурм 3-ей эскадрильи 67-го авиационного полка. На досуге уважает домино, пиво и «Динамо». Тряпочкин подскакивает и вытягивается во фрунт, стараясь незаметно для Залыгина заправить вывернутые наизнанку карманы синих галифе с зеленой выпушкой.
Залыгин — Вольно, солдат, вольно. Всё со слоном балуешься? А чего он у тебя без хобота? Слону без хобота нельзя, слон без хобота — как «Динамо» без футболиста Соловьёва!
Тряпочкин. — Так точно, товарищ старший лейтенант! Невозможно без хоботу! Спереди у Веприка хобот, отсюда видать плохо. Прикажете обратить животную лицом? Ну, то есть хоботом, конечно.
Залыгин — Отставить, солдат, слона ворочать. Слон нам для войны придаден, а не слоноворот тут устраивать. Ты скажи лучше, Тряпочкин, не видал над собой самолётов в вышине? Вражеских или других?
Тряпочкин. — Никак нет, товарищ главный военштурм, никаких таких лётных средств с обоих сторон не наблюдалось! /шёпотом/ Вот разве что, по спортивной части вести имеются…
Залыгин. /снизив голос, подозрительно/ — Как так, что ещё за вести такие?
Тряпочкин /улыбаясь/ — Да налупили «Динамо» столичному, как пацанам дворовым, тумаков надавали намедни…
Залыгин /бледнеет, хватается за наган/ — Как налупили? Кто посмел?!
Тряпочкин — Дык, известно кто… «Спартак» московский и налупил, 4:0 вот сгоняли, чтоб мне не с сойти с этого места!
Звучит футбольный марш. Главный военштурм Залыгин, матерясь и тряся перед собой оружием, опрометью убегает со сцены, громко стуча сапогами.
Явление VII
Тряпочкин роется в кармане синих галифе с зеленой выпушкой, что-то достаёт оттуда.
Тряпочкин — И топают, и топают. Ну, иди-кось сюда, Глафира. Есть у меня и для тебя гостинец, как на это посмотришь? Изюмчику-то съешь, не побрезгуй, Глафирушка. От пирожка остался. Да вижу, что тебе какую другую змейку бы найти да и скушать, так нету змейки. Вот ты, Глафира, думаешь, верно: хорошо оно слоном-то быть, и человеком хорошо. В трудах время проводят, в заботах. Увидел человек слона — радость у человека на лице. Слон человечьи шаги заслышал — ну трубить, весёлый. А ну кобра попадись, разве порадуется человек? Редко какой, если только совсем дурной или индус. И слону весёлого мало. Спужается слоник. Мне из всех зверей больше всего вашего брата жалко. Ни друзей, ни товарищей, а встретил другую кобру, ложись и меряйся. Если длиннее оказался, ты ешь противницу; если короче, тебя едят. А могли бы дружиться. У людей дружба — первое дело.
Явление VIII
Входит Севастьянов Андрей Эдуардович, 1911 г.р. Капитан, главный военлёт 3-ей эскадрильи 67-го авиационного полка. На досуге уважает картишки, пиво и «Спартак».
Тряпочкин подскакивает и вытягивается во фрунт, стараясь незаметно для Залыгина заправить вывернутые наизнанку карманы синих галифе с зеленой выпушкой.
Севастьянов — Вольно, солдат, вольно. Всё со слоном балуешься? А чего он у тебя без хобота? Слону без хобота нельзя, слон без хобота — как «Спартак» без братьев Старостиных!
Тряпочкин. — Так точно, товарищ капитан! Невозможно без хоботу! Спереди у Веприка хобот, отсюда видать плохо. Прикажете обратить животную лицом? Ну, то есть хоботом, конечно.
Севастьянов — Отставить, солдат, слона ворочать. Слон нам для войны придаден, а не слоноворот тут устраивать. Ты скажи лучше, Тряпочкин, не видал над собой самолётов в вышине? Вражеских или других?
Тряпочкин. — Никак нет, товарищ главный военлёт, никаких таких лётных средств с обоих сторон не наблюдалось! /шёпотом/ Вот разве что, по спортивной части вести имеются…
Севастьянов. /снизив голос, подозрительно/ — Как так, что ещё за вести такие?
Тряпочкин /улыбаясь/ — Да налупили «Спартаку» столичному, как пацанам дворовым, тумаков надавали намедни…
Севастьянов /бледнеет, хватается за наган/ — Как налупили? Кто посмел?!
Тряпочкин — Дык, известно кто… «Динамо» московское и налупило, 4:0 вот сгоняли, чтоб мне не с сойти с этого места!
Звучит футбольный марш. Главный военлёт Севастьянов, матерясь и тряся перед собой оружием, опрометью убегает со сцены, звонко цокая шпорами. Тряпочкин роется в кармане синих галифе с зеленой выпушкой, что-то достаёт оттуда.
Явление IX
Тряпочкин — И цокают, и цокают. Смотри, Аджмир, и тебе гостинец у меня нашёлся. Такой уж день выгодный. Это зёрнышко аниса, Аджмир, и не смотри, что оно невелико. Из малого зерна вырастает эвкалипт, и растёт себе тысячу лет, а может и более. Анису срок поменьше отпущен, но тут как воспитать. Воспитай это зерно, Аджмир, чтобы в нашей партизанской столовой всегда было вдосталь сопу — анисовых зёрен, тех, что запах изо рта отбивают напрочь и для желудка полезны. Что-то я прям стихами заговорил, торжественно, да так уж повелось: у нас в колхозе к анису бережное всегда отношение было. Анисовки какие маминька делала, это на всю жизнь память. Она и рецепт сказывала, да я тогда не записал чегой-то. Помню только, что на фунт сахару фунт дрожжей кладётся, а дальше не помню. Вот скажи, Аджмир, что в вашем Индостане из аниса производят? Делают и анисовку или только соп больше?
Звучит спортивная песенка из к/ф «Боксёры».
Тряпочкин — Что я говорил? У людей дружба — первое дело. Оно и напасти всякие бывают, и муки сердечные, а только дружба всё перемелет, всё преодолеет. Что, Глафира, капюшонишься? Нечего злиться, давай музыку слушать. Сыграй, Аджмир, что-то из Вагнера. Да тот же полёт Валькирий сыграй. А мы послушаем.
Индус Аджмир тихо играет на пунги полёт Валькирий. Тряпочкин, Веприк и Глафира внимательно случают.
Явление X
Внезапно на сцену, матерясь и тряся перед собой оружием, выбегают бледные от злости главный военштурм Залыгин и главный военлёт Севастьянов.
Залыгин — Ну, теперь держись, слоновий бог!
Севастьянов — Сейчас мы тебе пенальти пробьём, без свистка арбитра!
Немая сцена. Занавес. Конец 1 действия, потому что чёта длинно получается, ну куда. Антракт, буфет, перекур, обсуждение в кулуарах пьесы и базар за жизнь /кто кого когда видел крайний раз, как все лётчики говорят/.
Продолжение следует.
Не знаю, как комедия, но авангард жесткий. Великая сила — искусство!