Громко высморкавшись в клетчатый батистовый платок, лектор неспешно обвёл глазами присутствующих партизан, и медленно начал.
— Товарищи! Тема нашей сегодняшней лекции — мхи и лишайники… Тема, товарищи, что и говорить — не фунт изюму… Сложная, товарищи, тема… Многоплановая… Мхи и лишайники — это вам не у Проньки на именинах…
По пятницам, после обеда, партизаны по неизвестно откуда заведшемуся обычаю проводили ПХД — парко-хозяйственный день. Всё приходило в движение в это время. Из партизанских матрацев, развешанных на ближайших кактусах, летела пыль: казак Щербина вдумчиво охаживал их бейсбольной битой. Партизаны, чертыхаясь, драили носики умывальников и равняли спинки кроватей по натянутому бикфордову шнуру. Командир отряда наводил ревизию в тумбочках партизан и следил, чтобы у каждого была подписанная зубная щетка, коробка порошка на двоих да индивидуальный кусок мыла. Туго же приходилось тому, кто не мог припомнить, куда задевались гигиенические принадлежности!
— Дык это… — разводил руками дед Лукьян, — я ведь вот только, а оно раз, и на тебе!
— Что ему там чистить? — кричала из-за баобаба Лукьяниха. — Я его челюсть на той неделе ещё в керосине отмочила, глянь, блестит, хоть теперь на танцы!
— Слышь, Тряпочкин, а расскажи-ка, как наши к немцам в тыл лазили, — попросил, улыбаясь, кто-то из бойцов.
Худощавый Тряпочкин нарочито неторопливо задал корм Вепрю, аккуратно откашлялся в тощий кулак и, наверное, уже в сотый раз важным тенорком неспешно начал под оглушительный хохот партизан:
— И вот вышли они на полянку, а на полянке избушка лесника стоит, и окошко в ней светится. Иван Подкова подошёл к избушке и заглянул в окошко.
— Что ты там видишь, Иван? — спрашивает его дед Лукьян.
— Вижу я, — отвечает Подкова, — сидят за столом фашисты, едят и пьют.
— Ох, как хочется есть, — сказал Михай Кодряну.
— Ох, как хочется пить, — сказал Реваз Гуладзе.
— Как бы нам фашистов из избушки выгнать? — сказал дед Лукьян.
Думали они, думали и придумали.
Подкова тихонько положил руки на подоконник, Кодряну взобрался на спину Подкове, Гуладзе вскочил на спину Кодряну, а дед Лукьян взлетел на голову Гуладзе.
И тут они все разом закричали:
Подкова — по-ослиному,
Кодряну — по-собачьи,
Гуладзе — по-кошачьи,
а дед Лукьян закукарекал.
Закричали они и ввалились через окно в комнату. Испугались фашисты и убежали в лес. А Подкова, Кодряну, Гуладзе и дед Лукьян сели вокруг стола и принялись за еду…
Вечерело. В землянке было сильно накурено. Как всегда, каждый из партизан занимался своим излюбленным делом. Казак Щербина раскладывал на ящике из-под патронов очередной замысловатый пасьянс, бывший летчик Макеев второй раз за осень перечитывал «Бесов» Достоевского, дед Лукьян же по обыкновению своему не спеша обжигался крепким трофейным кофе и задумчиво размышляя о вечности. Остальные бойцы отряда, сбившись в одну теплую живую кучу, отсыпались после изнурительного ночного рейда.
— Ну, что, сынки, есть на свете Бог, али нет, как полагаете? — не выдержал первым старый Лукьян.
— Я думаю, что есть, — не поднимая головы отозвался Макеев. — А иначе как еще можно объяснить, что фрицы до сих пор нас всех тут не переколошматили?..
— Вот и я того же мнения, — глубокомысленно вздохнул дедок.
— Насчет чего, отец? — оторвался от карт Щербина. — Относительно Бога или же в плане фрицев?
Full Story…